«Змеиная серия» Александра Гребенщикова. Часть 1

Ярким явлением красноярской живописи последних лет стал проект «В круге Уробороса» Александра Гребенщикова. Художник, отталкиваясь от необыкновенной семантической ёмкости и пластических возможностей полоза, изображает его в самых разных обличьях и предлагаемых обстоятельствах. В первой части текста рассмотрим вскользь три входящих в серию полиптиха.

1. Триптих «ДЕТИ ЗМЕЙ» (2021)

«Дети змей» являет собой своеобразную картину ужасов. В центре изображения находятся опутанные змеиными телами головы людей (пугающий союз власти и подчинения, абьюзера и жертвы). Они даны крупным планом и занимают всю плоскость холста, выходя из темноты/погружаясь в неё.

Дети змей. 2021. Бумага, цветные карандаши. Размер листов ‒ 70×50

Франсиско Гойя. Сон разума рождает чудовищ. Между 1797-1799. Металл, офорт, акватинта, сухая игла. 21,5×15

Поскольку речь идёт о сознании, автор живописует исключительно головы людей, как источник и средоточие интеллектуальной, душевной и духовной жизни индивида. Однако самостоятельное течение этой жизни заблокировано ‒ головы, словно сетью, укрыты змеиными телами. Можно предположить, что разум пребывает в плену заблуждений, навязанных мнений, иллюзий (к слову сказать, «иллюзия» является названием одного из триптихов, входящего в «змеиную серию»).

Дети змей. Правая часть триптиха. 2021. Холст, масло. 115×100

Пресмыкающиеся не дают свободно «дышать» своим жертвам, душат их душу. Люди предстают символически ослепленными. Их очи закрыты ‒ подобно повязкам ‒ чешуйчатыми телами. Они смотрят на мир чужими глазами. Это особенно подчёркивается правой частью полиптиха, где голова гада расположена как раз на уровне человеческого глаза, как бы замещая его. Таким образом аспид играет двоякую роль, выступая одновременно поводырём, и тем, кто лишает ведо́мого собственного зрения, заставляя его слепо исполнять свою волю.

Дети змей. Левая часть триптиха. 2021. Холст, масло. 115×100

Химерическое единство агрессора и жертвы, властвующего и порабощённого в частях триптиха имеет свои особенности:

• в левой части человек полностью лишён непосредственного контакта с внешним миром ‒ полозы мёртвой хваткой опутали человека, закрыв ему глаза и уши, нос и рот;

• у центрального героя закрыто всё кроме носа ‒ он слеп, глух, нем, но ещё может дышать;

• у правого персонажа открыты нос и губы, однако, рот не виден ‒ скрыт пеленой змеиной тени, как если бы, имея формальную возможность говорить, человек не пользовался ею; даже здесь змеиный поводок оказывается слишком коротким.

Констатируя, можно сказать, что герой левой части полностью порабощён. Он попался в ловушку змеиных объятий, затягивающихся петлёй на его шеи. При любом лишнем движении ему нечем будет дышать. В человека вползают парализующие его сознание ложные представления, навязанные мысли. Они кишат в голове и ведут к гибели. В данном произведении даже не сразу замечаешь, что под змеиными телами скрыт человек. Что под морскими узлами чешуйчатых канатов он теряет своё лицо, утрачивает собственную личность.

Персонажи центральной и правой частей тоже в плену. Оба заложника ведо́мы аспидами. Их мысли и поступки несамостоятельны. Но в данном случае это угрожает уже не только им самим. Полозы-опекуны манипулируют своими подопечными, а значит, могут использовать свою жертву в качестве орудия против окружающих. Зомбированный человек крайне опасен. Потому неслучайны ассоциации центральной части триптиха с образом террориста, на который работает сходство змеиного «покрова» с куфией ‒ мужским головным платком, распространённым в арабских странах. Это подобие не было бы полным, если бы куфией не именовалась ещё и ядовитая змея из семейства гадюковых.

Дети змей. Центральная часть триптиха. 2021. Холст, масло

А в правой части триптиха, в свою очередь, можно наблюдать шапку змеиных волос по образу горгоны Медузы, чудовищного персонажа древнегреческой мифологии, угрожающего способностью одним взглядом обращать человека в камень. Ближайшая аналогия из истории изобразительного искусства ‒ «Голова Медузы» Караваджо.

Дети змей. Правая часть триптиха. 2021. Холст, масло

В отличии от центральной и левой частей триптиха метафорический образ змеиных тел, возникающий в его левой части, не вызывает угрожающих (зрителю) коннотаций. Он, скорее, выступает условным саваном, почти полностью скрывающим лицо обречённого человека.

Аспид в данном полиптихе ‒ знак хладнокровия, он господствует, контролируя происходящее. Человек, напротив, перестаёт быть самодостаточным, превращается в абсолютно зависимое существо. Попадая под власть паразитирующих пресмыкающихся, становится бессознательным и безвольным.

Несамостоятельность изображённых героев подчёркивается и названием триптиха ‒ по отношению к змеям, которые издревле ассоциировались с мудростью, они всего лишь дети. А значит, вынуждены жить чужим умом.

2. Полиптих «СФЕРЫ» (2021)

«Сферы» Александра Гребенщикова представляют собой связанные из канатов змеиных тел клубки. Можно предположить, что они изображают змеиные гнёзда. Судя по затишью, полозы находятся в спячке. Однако столкновение с ними не предвещает ничего хорошего ‒ период неактивности может закончиться, как только змеи почувствуют присутствие непрошенного гостя.

В этом отношении «Сферы» могут восприниматься в качестве ещё неоткрытых ящиков Пандоры, которая, по легенде, заглянула в оставленный на попечение её мужа сосуд с различными невзгодами, болезнями и смертью. В результате этого они вошли в мир. Стоит потревожить аспидов, как история повторится, породив множество непредвиденных проблем.

Иное прочтение позволяет дать тот факт, что во всём цикле не изображена голова ни одной из множества «связанных одной цепью» змей. Очевидно, их головы находятся в центре клубка. А значит, у кого-то уже возникли большие и неожиданные неприятности ‒ аспиды набросились на жертву. (Сравните «Сферы» с левой частью триптиха «Дети змей».). Этим ‒ единством цели ‒ и может объясняться удивительный для хищных тварей союз, наблюдаемый во всех четырёх картинах.

В данном цикле Александр Гребенщиков создаёт амбивалентный образ, совмещающий негативную для наших современников ассоциативную окраску аспида (выступающего знаком зла, коварства, двуличия, смерти) и позитивную семантику геометрического тела (связанную в европейской культуре с небесным, духовным, божественным, истинным).

Сферы. Часть полиптиха. 2021. Холст, масло. 115×100

Сравнение одной из «Сфер» с небесным объектом, к которому побуждает автор, изображая отблеск света по её краю, даёт возможность посмотреть на них как на условные планеты. Планеты змей, величественные в своей красоте и силе, но недружелюбные для человека, непригодные для его жизни. Эти небесные тела, парящие в ночном небе, кишат змеями, являясь источником повышенной тревожности и даже опасности для зрителя.

3. Триптих «ИЛЛЮЗИЯ» (2021)

В серпентарии Александра Гребенщикова данный триптих можно воспринимать в качестве сеанса гипноза. Роль гипнотизёра отдана змеям, роль гипнотизируемого ‒ зрителю. Части полиптиха построены по правилам вращающегося гипнотического диска ‒ представленные в них аспиды свернулись спиралевидными кольцами параллельно плоскости холста.

Специально для зрителя полозы исполняют завораживающий танец, притупляющий его бдительность. Солирующая партия отдана огромному змею центральной картины, занимающему всё пространство изображения. Многочисленные змеи боковых частей уподоблены кордебалету, приковывающему внимание к солисту.

Порождаемые полиптихом (особенно центральной частью) оптические эффекты дают ощущение движения аспидов. Зрительная иллюзия подвижности статичного изображения гипнотизирует реципиента, вводя его транс. Круговорот пёстрых чешуйчатых тел кружит голову, лишая способности здраво рассуждать и затягивая в змеиную воронку. Зачарованно наблюдая за дешёвым трюком, человек не замечает, как попадается на крючок.

Отвлекая внимание ритмическими сокращениями собственного тела, центральный змеи до поры до времени остаётся незамеченным. Лишь в самый последний момент выходят из тени его голова и направленные на реципиента леденящие душу глаза. Его взгляд ‒ геометрический и композиционный центр данного холста и триптиха в целом. Зритель-жертва старается отвести глаза от одурманивающего его полоза, вырваться из гипнотических тисков его взгляда, но кольца змеиного тела вновь и вновь по спирали возвращают их в центр. Змей парализует жертву, готовясь сжать её в своих хищных объятиях ‒ объятиях смерти.

Если же отойти от фабульной стороны полиптиха, можно предположить, что он акцентирует имитационную природу искусства как такового. В некоторой степени любое художественное произведение предполагает гипнотический дурман, введение в транс. Более того, искусство, и в частности, живопись есть ничто иное как сотворение иллюзии, фальсификация реальности, подмена подлинных явлений их копиями ‒ ложными, мнимыми, выдуманными. Любая картина в этом смысле представляет собой ничто иное как фальшивку, подделывающуюся под настоящее, создающую на плоском холсте ИЛЛЮЗИЮ трёхмерного мира. А если это так, должен ли человек задумываться о границе правды и вымысла в произведении? Должен ли легкомысленно поддаваться его внушению и считать, что всякая художественная ложь во благо? И, наконец, оправдана ли его борьба с гипнозом искусства?

P.S. Продолжение следует... Окончание обзора произведений «змеиной серии» опубликуем во второй части текста.

Андрей Сокульский